— Ты меня обидел. Я с тобой больше разговаривать не буду. Всё! И не подходи ко мне больше.
Сетрица возмущённо ворчала, обидевшись на какую-то очередную, выдуманную ею же причину. Старая песня. Что-то надо. Сейчас повозмущается и озвучит. надо только подождать. Не впервой. Взросленькая уже. И замужем побывала, и ребёнка родила. А вот поди ж ты, маленькую из себя строит. Да она у нас всегда была маленькая. Последыш. Видно у бати сил не хватило. наскрёб остатки и сляпал из того, что нашлось. А может быть батя тут и не при чём.
Слишком уж она из ряда выбивается. Блондинка, малорослая, лицом совсем не похожа на остальных. С детства мы с ней вместе. Разница в три года, да оба последние. Хотя я старше. Так уж довелось, что я ей за няньку и за старшего брата. С остальными у меня большая разница, а уж с ней у них вообще ого-го. Ну вот, оттаивает. Точно что-то надо. И я даже знаю что. Живём мы с ней половой жизнью уже скоро три года, а всё надо что-то придумать. Нет бы просто трусы снять. А с другой стороны такая игра заводит. Всё время что-то новенькое. Всё, сейчас озвучит.
— Ты можешь попросить прощения и я даже тебя прощу. Только…
Ох уж это только. Что на этот раз?
— Только что?
— Моя писечка тоже обиделась. Сначала у неё проси прощения, потом у меня.
— Где?
— На лоджии. Уже темно. Я облокочусь и попку выставлю. А ты присядешь.
— А просто сказать не могла?
— Нет.
— Снимай трусы и пошли.
— Уже. И даже помыла. Ты не обижаешься? Нет? А можно, как в тот раз?
— Сучка ты. Но можно.
Засмеялась. Нравится, когда я сяду на пол, а она обопрётся на перила и подставит писю. А потом либо сама присядет, либо попку выставит, что бы я кончил либо в рот, либо в писю. Заводит её, когда есть вероятность, что кто-то сможет увидеть. Так бурно кончает. Пошли на лоджию. Присел, она встала надо мной, халатик распахнула.
— И что мы будем делать зимой? Писька твоя враз замёрзнет.
— У тебя дыхание горячее. И язык. Не примёрзну. Аа-ах!
Первое прикосновение языка. Ну всё, сейчас попой крутить, писей прижиматься, наслаждаться. А началось как-то просто и буднично.
Сестра успела замуж выскочить, разойтись, перед этим родив дочку. Она, кстати, сейчас у бабушки, нашей матери. Мать о наших отношениях знает. Поворчала, поплакала и смирилась, решив, что лучше уж с родными, чем шалаться где ни попадя. Так вот, приехал я к матери в гости. Сестра как раз у неё была. Только что разошлась с мужем. И у меня семейная трагедия того же порядка. Банальщина: приезжает муж из командировки… Не ругался, не буянил, даже пальцем не тронул ни его, ни её. Дал ей возможность собрать вещички и выставил за двери.
Прожили в гражданском браке несколько лет, да что-то не срослось. Детей она заводить не хотела, всё отнекивалась, что рано, что надо на ноги встать, надо пожить для себя. Да теперь уж чего ворошить. Так вот, приехал я к матери. Деревня, хоть и большая. да особо погулять и негде. Пока были молодыми, можно было и в клуб на танцы, и с девками в кусты потискаться, нацеловаться вдоволь, в трусы залезть и титьки помять. А сейчас те девки замужем, особо в трусы и не залезешь. Деревенские мужики всё здоровяки. Хотя и сам не мелочь, да зачем гадить в своём родном доме.
Если какая сама в тихую даст, то ладно. Вот и проводили вечера с матерью, сестрой да племяшкой. Спать я наладился на сеновале. Свежо, напоминает детство. Тут в субботу в бане напарились. Вначале я, затем мать с сестрой. Они девчушку с собой взяли, намыли, а потом сестра меня кликнула, что бы девочку забрать. И подаёт мне малышку, а сама голенькая.
А у меня из воспоминаний о голой сестре только лишь те, когда совсем малявке задницу мыть помогал. Аж дыхание перехватило. А эта стервь, иначе не назвать, враз просекла моё состояние и не торопится хотя бы прикрыться, или повернуться. Напротив, выставила всё своё естество. А потом повернулась и медленно в баню из предбанника, поигрывая ягодицами.
Намылись мать с сестрой. Под навесом на крыльце сидим, ужинаем, чаи гоняем. Племяшка уснула сразу, как из бани её принёс. Никто не мешает, наслаждаемся покоем. Мать малёхо посидела и спать пошла, поворчав что-то про «полуношников, которые дрыхнуть будут до обеда». Остались вдвоём. Ленивый разговор ни о чём. Вдруг сестра задаёт вопрос
— Скажи, я могу мужчинам нравиться?
— Да что ты мелешь? Ты — и не можешь. Сама-то веришь, что говоришь?
— А вот ты смог бы полюбить такую?
— Какую такую?
— Ну, как я. Замужем была, ребёнка имею. Ростом не вышла, красотой не блещу. Смог бы?
— Честно?
— Честно.
— Кабы не была сестрой, давно бы уж подмял.
— Просто подмял?
— Не просто.
— А как?
— В жёны бы взял. Честно. И на руках бы носил. Пылинки сдувал.
— Все так говорят, когда хотят женщину в постель уложить.
— А я хочу?
— А ты не хочешь?
— Хочу. Только ты сестра.
— Ну и что? А правда, смог бы со мной?
— Смог бы.
Помолчали.
— Ладно, спать пойду. Спокойной ночи.
— Иди.
— А ты?
— Покурю да к себе на сеновал.
— Холодно там одному?
— Да что ты пристала? Спать иди. А коли жалко брата, так приходи погреть. Только я за себя не ручаюсь.
— В смысле?
— Без смысла. Подол задеру да и того…
— Чего того?
— Ох, мамочки, ты что, тупая? На русском сказать?
— Скажи.
— Выебу.
— Смешной ты. Это не угроза. Я же не девочка, меня этим не напугаешь.
— Всё, иди, не доводи до греха.
Она взъерошила мне волосы, вскочила и упорхнула в комнату. Посидел, покурил, успокаивая сердцебиение и полез на сеновал. Вот же зараза. Да у меня бабы уж сколько времени не было, в пахах ломит, а тут эта стервочка — моя сестрица. Нет, надо в город смотаться, какую бабёнку потискать, дурь спустить. Лежу, размышляю, сон как рукой сняло. Взрослый мужик, а хоть дрочи. Слышу, лестница скрипит, кто-то ползёт. Жулики какие похитить хотят. Сестрица нарисовалась. Подползла на коленяхближе, жарко выдохнула
— Спишь?
— Сплю.
— А совесть не мучает?
— За что?
— Раздразнил женщину — и в кусты. Я на тебя обиделась. Извиняйся.
— ну прости.
— Не так.
— А как?
— Как мужчина.
Сама присела на попу рядом, платье стягивает. Под платьем только тело голое. Откинула в сторону, наклонилась, поцеловала, оторвалась
— Так кто из нас извиняется? Я или ты?
— Я.
Откинулась на спину, потянула меня к себе
— Начинай. да сними ты эти чёртовы трусы.
Это я мигом. Изголодавшийся писун, вырвавшись на волю, замер, уставившись вверх. Сестра взяла его в руку
— Ого! — Раздвинула ноги, слегка сгибая в коленях. — Только тихонечко. У меня там всё заросло. Скоро целочкой стану.
Она сама, своей рукой направила головку в цель, подалась навстречу, едва та конулась приоткрывшихся губок.
— А-ах! Уммммм!
И быстро, быстро заработала тазом, задавая бешенную скорость. Отдал в её руки бразды правления. Пусть первый раунд будет за ней. Быстро она отстрелялась. Очень быстро. Видать очень голодная. Едва кончив, упёрлась в грудь, сталкивая с себя.
— Тяжёлый ты. дай я сверху.
Не ожидая согласия или возмущений, оседлала, сама заправила, отказавшись от помощи и продолжила скачки. даже не знаю, сколько раз кончила она, я сделал три подхода. Третий был уже длительным. Устали оба. Мы и позы меняли, и губами она меня ласкала, и всяко пробовали. Разрядившись, заснули, обнявшись. Такими нас утром мать и нашла.