— Ну что, Слон? Хороша ли, девка?
— Да.
— Ответ неправильный. Нужно отвечать: «Ох, и хороша, барин!» А тут барин и скажет: «Так какого ж ты ляда, тупишь? А?»
— Дык, Дёма… Не могу я. Даже не о чем говорить… Она спрашивает: «Вы, правда, князь?» А я: «Ребята, шутят!» И всё, больше ни слова.
— Балбес, — заключает Гусь, — истину, глаголю.
— Значит, решили мы так, Слон. Сейчас Шкряба ломает, девочку и тащит её в твою кровать. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Нет, конечно! Ради бога!
— Но это ещё не всё. Потом, за ним пойдёшь, ты. Усёк?
Слон побледнел так, хоть скорую вызывай, заволновался, засуетился, глаз задёргался, губы задрожали. Перечислять дальше, что с ним ещё случилось?
— Я не смогу… — наконец, выдавил он из себя.
— Сможешь, сможешь, майн партайгеноссе. Куда ты денешься, товарищ Борман. Шкряба за тебя как раз и договаривается, так что придёшь на готовое.
— Да не пойду я!
— Пойдёшь. И нефик тут нам сцену, тухлыми яйцами забрасывать.
— Дёма, там кажется, всё окей. — Докладывает, со своего поста, у двери, Гусь, — Шкряба её в спальню повёл.
Как Слона заколбасило! Не передать словами, это можно лишь воспеть в балладах. Но из меня речистый былинник, просто, дрянь.
— Пойдём, — говорю, — коньяк жрать и забивать твою очередь, чтоб ни одна тварь раньше не проскочила.
Мы с Гусем подхватили Слона под руки и волоком потащили в зал. Ноги у него отказали напрочь. Сидим, пьём. Ждём когда успокоится от лихорадки Слон, да выйдет Шкряба. Занятие-то нехитрое. Ждать пришлось совсем недолго, часа полтора. Выходит Шкряба, лыбится довольная сволочь, весь потный, в руках, как стяг с завоёванной крепости держит трусики Олеси.
— Это я возьму себе, — уточняет, — для коллекции, на память. Инструкции: Нужно занести ей бокал этого гавённого шардене, я спонтом выпить пошел взять. Говори с ней мало и шепотом, чтобы по голосу не узнала.
— Что? — И наш партайгеноссе чуть не свалился под стул. — Она не знает, что я приду?
— Нет, конечно! А как, ты хотел? Это же не проститутка.
Лучше бы он этого не говорил. Мы боролись со Слоном на ковре, чуть не сломали ему руку. Причитает шепотом. Уже хрипит. Не пойду! И точка. И что теперь делать? Вся эта канитель, чтобы Шкряба повеселился? Нет уж! Харя треснет. Собираю всех на совет:
— Слон не пойдёт, даже если мы его в газовую камеру сошлём. Но дело нужно сделать. Ваши предложения, господа?
— Да чего там, — вставляет слово Шкряба, — иди, сам — девочка, что надо. А потом, когда она всё поймёт, то уже и Слону можно.
— Гусь? Ты как?
— На тебя смотрит вся страна, камарадо, — Гусь поднял кулак в революционном жесте, — иди и объясни ей, кто она есть по жизни. Только популярно. Красивый фейс не подпорть, мне не нравятся битые шкурки.
Ладно. Пойду. Посмотрел как одет Шкряба. А никак. В трусняк полосатый. Раздеваюсь до соответствия. Беру бокал вина. Ни пуха мне, ни пера! Захожу тихо, почти крадусь.
— Почему так долго? — шепот Олеси.
— Пил, — шепчу в ответ коротко и тихо, чтобы не спалила с первых же секунд.
— Мне принёс?
— Да.
Нащупываю в кромешной темноте, вставляю ей бокал в руку.
— Почему там так тихо?
— Спят.
Она пьёт, мелкими глотками, а я в это время снимаю то, что на мне осталось, осторожно заползаю на кровать, ложусь.
— И мы будем тоже спать?
— Нет.
— Почему? — она подаёт мне пустой бокал и я его кладу прямо на пол под кровать.
— Потому, — привлекаю её к себе, голую, маленькую и беззащитную.
— Ты меня любишь? — Она ложится ко мне, прижимается к плечу.
— Ага.
— Скажи мне, «я тебя люблю».
— Я тебя люблю, — а сам глажу её, ласкаю, моя плоть восстаёт.
— А я тебя очень, очень люблю.
Целует меня с такой нежностью, что я ошарашен. После такого… никогда больше на проститутку не полезу… Там всё просто, бабки на бочку, станок взведён, вперёд-назад, вперёд-назад. Пшел вон, тариф исчерпан. Следующий. Фабрика. Тупизм. Дебилизм. И чего это кони — мужики на проституток ведутся? Мне в какой-то момент даже стало жаль Олесю. Но памятуя Шкрябину рожу, решился. Перекатываюсь на неё. Она раздвигает ноги, глубоко вздыхает. И в этом вздохе такое счастье чудится, такое блаженство. Ишь… Я тебя люблю… «Мне бы так она это сказала… не Шкрябе… » Осторожно вхожу в неё, боясь причинить ей малейшую боль. Она стонет. Замираю. Ещё. Потом ещё. Плавно и нежно. Плавно и нежно. Только так, как с любимой девушкой. И вдруг… она напряглась.
— Коля?
— А.
— Нет, это не ты!
Но я продолжаю. Ускоряю свой темп. Как я прокололся! Он же, наверное, трахал её, как последнюю, жестоко и зло, а я со своей нежностью припёрся.
— Скажи мне, что это ты?
— Я, это я!
Она на время успокоилась, но перестала отвечать на поцелуи. Думает. Сравнивает ощущения. Сомневается. Я молчу и увеличил свой темп. Быстрее, быстрее, быстрее, до бешенной скачки. Вперёд, вперёд, вперёд. Все силы без остатка. Только бы вытечь вовремя, пока она не догадалась, иначе я свихнусь от неудовлетворённости. Всё. Близко. Близко. Очень близко. Она помогает мне. Движется навстречу. Вяло и размеренно, на каждый второй или третий удар, словно в раздумьях и прислушивается к ощущениям. Стонет. Прижимается ко мне, сильнее. Вгоняет мне в кожу свои ногти, царапает. Стон. Громкий стон. Придушенный вскрик. Напрягается. Ноги дрожат, трусятся в напряжении. Она пытается выгнуться дугой. И… расслабляется. А я как сумасшедший продолжаю свои скачки. Наношу удары, с хрипом, со стоном… Ухожу в небеса.
— Ты меня любишь?
— Да.
— Скажи мне: «Я тебя люблю»
— Я тебя люблю.
Она напряженно вслушивается в интонации моего шепота.
— Включи свет.
— Зачем?
— Ты, не Коля.
— Я не Коля.
Как она вскочила! Шарахнулась. Суматошно нащупывает выключатель светильника. Включила его. Увидела меня и лицо её перекосилось ужасом и страданием. Всё. Готова уже сигануть и рвануть из спальни, как есть, голая. Удержать её, надо. Глупостей наделает ещё. Этаж то, девятый. Схватил её за руку и силой привлёк к себе. Рвётся и мечется, как котёнок влезший по неосторожности головой в крысиную нору и застрял там. Упирается… Плачет… Навзрыд… но приглушенно, словно боясь, что услышит её Коленька. Дурёха, надеется что это всё таки недоразумение. Трепыхалась долго, пока не растратила силы.
— Успокойся, — говорю. Глажу её по голове, — тихо. Как успокоишься, спокойно всё обсудим. Ты согласна?
Она ещё трепыхнулась и затихла, глотая слёзы и размазывая их мне на груди.
— Говорить будем?
Едва заметно кивнула.
— Я же тебе предлагал, ляг со Слоном и тебе дадут денег. И никто бы больше на тебя не претендовал. Ты не послушалась, тебе ближе длинный путь. Выбрала Шкрябу, да? Видишь, что из этого получилось? Что он тебе наобещал?
— Сказал… что мы поженимся, — всхлипнула, но всё же ответила.
Это хорошо, что идёт на контакт, значит к услугам психолога обращаться не будем. Хотя… я денег в таких ситуациях не беру.
— Да? А он тебе не сказал, что у него жена и ребёнок есть?
— Нет… — прошептала.
— Тогда, я тебе это говорю. А если ты замуж собралась, то с этими вопросами лишь к Слону. Поняла свою ошибку?
Молчание. Долгое молчание и всхлипывания, всё тише и тише.
— Поняла?
Она кивнула. Зашевелилась и я ослабил свою хватку. Прижалась ко мне лицом. Вздохнула, весьма горько, вот так: И-и-хыхыхы. Сопит носом полным соплей. Я глажу её по голове.
— Чего же ты хотела, моя милая? Тебя сняли с панели. Заметь, ты сама туда пошла, из своих соображений, значит, добровольно. Хорошо, что мы ещё попались, тебе на пути. А если какая мразь? Думаешь сладко там, на панели? Сладко?
Молчание.
— Отвечай.
— Нет.
— А мы тебе дадим денег и ты уедешь в свой Мухосранск, и постарайся забыть про Москву. Хорошо?
— Хорошо, — шепчет.
Всхлипы прекратились и она несмело положив мне руку на грудь, улеглась более уютней. Я ещё долго гладил её по волосам, выждал время пока успокоится окончательно, затем сказал:
— Сейчас к тебе придёт Гусь и ты сделаешь всё правильно. Верно?
— Да.
— А потом будет Слон, постарайся его не обидеть. Хорошо?
— Хорошо.
— Гусь! — Воскликнул я громко. — Гусь! Заходи.
Сдал ему вахту. Хотя жаль, что так получилось. Видит Бог, мне хотелось иначе. Просто, есть уроды, которые свой хер и его усладу ставят выше некоторых вещей и понятий, что и моралью не назовёшь. Это вне компетенции сранной морали.
Грустно закончил, да? Грустно. Но в этой истории есть, всё же, счастливый конец. Гусь не стал её трахать. Он сказал, что готов уступить Слону, потому что, так — по чести. А Слон… Что Слон? Через месяц они с Олеськой поженились. И он, безумно благодарен нам, всем троим, за такое стечение обстоятельств. У них родился крутой Слонёнок. Бабка с дедом души в нем ни чают, потому что уже и не надеялись на внука. Но сдаётся мне, чем-то он похож на меня. Вот фотка. Похож, нет?
На сём и раскланяюсь. Всегда ваш, Дёма.